Читать интересную книгу Бухгалтер 2, или Всё наперекосяк - Андрей Ильин

Как-то довелось услышать разговор двух полковников. Один хвастал, что при каждом новом назначении уносит старый стул в новый кабинет. « С лейтенантов на нем сижу, – рассказывал, заливаясь счастливым смехом – так на одном стуле и до генерала досижу, ха-ха»! Обоим полковникам чуть за тридцать…

Горько на душе. Лезут мысли, что раз живем, что никому не нужны, кроме как сами себе. Вон, люди живут, хлеб с черной икрой жуют. Им дают, они дают. Жены у них самые красивые, дома – дворцы. Их уважают, им завидуют, ставят в пример. Тем, что неудачниками считают. Которых за то, что они кровь за Родину проливали, зовут « эй, полковник» и посылают мыть машины тех, кто пил, жрал и предавал. Вот к таким обращаются уважительно – « господин». И почтительно пожимают ручку.

Как-то Василий был в гостях у родителей Алики. Отец говорил по телефону на балконе, кого-то распекал. Мать с дочерью на кухне. Василий сидел в кресле и, скучая, щелкал кнопками пульта телевизора. Полутораметровая плазменная панель светится всеми цветами, послушно меняя картинку. Одна программа тускло загорелась древним черно-белым экраном. Кадры старой военной кинохроники комментировал строгий голос диктора за кадром. Танки, самолеты, взрывы. Василий видел такое много раз и хотел переключить, когда огромный экран показал переправу. Глубокая осень, снег, ветер… В черной, ледяной воде по грудь стоят солдаты, держат на плечах деревянные мостки. Пехота торопливо перебегает на другой берег. У солдат в ледяной воде спокойные лица, будто заняты самой обычной, повседневной работой.

А ведь они совершают подвиг!!!

Солдаты отрешенно-равнодушно смотрят на темную гладь холодной воды. Сто грамм накатить, покурить и можно дальше стоять, вот о чем думают солдаты, а не о подвиге! Плевать им на подвиг!! Побыстрее бы батальон прошел, потом к костру и снова в воду, еще пехота подошла… Василий судорожно вдавил кнопку паузы, замер, напряженно всматриваясь в удивительную картину. Он чувствовал и страшный давящий холод, и желание закурить, и досаду на начальство, не позаботившееся о бревнах на сваи… и зависть! Он остро завидовал простому солдату, стоящему по грудь в ледяной воде! Нужно огромное мужество и презрение к смерти, что бы направить горящий самолет на колонну врага, закрыть грудью амбразуру пулемета, спокойно идти на казнь и не выдать под пытками товарищей. Не все способны. И всякий назовет это подвигом, о таких людях пишут, говорят, слагают песни. Но кем надо быть, что бы вот так, равнодушно, не думая о награде, держать мостки с пехотой, будто Атлант край неба, стоя по грудь в холодной воде! «А я уже оскотинился, – горько и зло подумал Василий. – В тепло захотел, чтоб кусок побольше, а жопа поширше. Проживу, как скот и скотом помру. Ведь не для того же рожден человек, что бы есть да развлекаться, он же что-то совершить должен! А каково будет друзьям в глаза смотреть, когда на суд Божий приду? Эх»!

С того дня Василий под разными предлогами уклонялся от визитов в дом родителей Алики. Девушка недоумевала, сердилась, наконец прямо спросила, в чем дело? Василий мялся, не зная, как объяснить то, что и самому не совсем понятно. Вот чувствует, как надо правильно, а объяснить не может. Потому что такие слова, как честь, Родина, долг, верность и правда вызывают только смех и иронию. Ну как тут объяснишь?

– У меня много работы, – промямлил Василий. – Торговать водкой или сторожить банк я не хочу. И не умею. Мы с тобой все-таки разные. Ты образованная, из богатой семьи. Привыкла к городу, удобствам, к деньгам. А я другой… ну, другая у меня жизнь. Могут вообще из Москвы перевести в глушь…

– Все такие вопросы легко решить, – ответила Алика, – ты чего-то не договариваешь.

– Да нет, я ничего не скрываю, – торопливо заговорил Василий. – Но не могу я так, каждый день в стойло к корыту!…Служить мне надо!

– Так служи, – тихо ответила девушка, – все служат. И не обязательно в глуши. И в Москве офицеры нужны. Не хочешь бросать службу, не бросай. Я не понимаю тебя!

Тягостный разговор кончился тем, что Алика ушла, едва сдерживая слезы. По-женски решила, что Василий ее не любит, но, как и всякий трусливый мужик, не решается об этом сказать. Барабанщиков потом тысячу раз назвал себя дебилом и проклял тот день. Ну дурак, псих, увидел, как кто-то стоит в воде и держит доски. Ну и пусть стоит! Может, он больше ни на что не способен, идиот ты несчастный! Жизнь-то, она вот, реальна, рядом. Упустишь мгновение и будет другой! Ну спустись ты на землю с облаков мечтаний, придурок, ведь ничего потом не исправишь! Алика словно растворилась в воздухе: телефоны молчали, дома никого нет. Невозможно найти человека. Много позже Василий узнал, что Алика срочно поменяла номера телефонов и строго-настрого велела родителям не открывать дверь. Уязвленная гордость женщины способна на все. Впрочем, подобные мелочи не смутили бы Василия, отыскать человека в Москве пустяк, но… Алика вышла замуж уже через неделю. Воздыхателей вокруг нее всегда хватало, только мигнуть. Один оказался рядом в нужный момент… Тут уж Василий опустил руки. Вдобавок, обозлился, решил не терять лицо – он тоже не последний! Так все и закончилось. Сердце долго болело, рвалось и Василий знал, что так будет еще долго. Но что-то в душе перегорело и прежнее ушло. Уже подкрадывалось равнодушие, медленно, маленькими шажками. «Время лечит, – грустно думал Василий, – только почему так долго?»

Утром все четверо встретились в аэропорту. Профессор ухожен, ровно подстрижен, дорожная сумка полна домашних продуктов. Кандидат наук почти с пустыми руками, если не считать элегантно-мужественного рюкзака типа military. Узкие бедра обтягивают черные джинсы, на широких плечах трещит черная рубашка, рукава закатаны по локти. Весь облик кандидата наук дышит отвагой и приключениями в пампасах. Аспирантка украсила пышный бюст гипюровой белой рубашечкой, золотые волосы завязаны в целомудренный узел, длинные ноги словно облиты небесной синью – голубые лосины сидят без единой складки, как вторая кожа, попка похожа на дольки абрикоса. Словом, все трое полностью соответствуют стереотипу, олицетворяют успешность, сексапильность и гармонию с внешним миром.

Василий приехал за пять минут до конца регистрации и был последним в очереди. В дорогу одел свободные брюки из плотного хлопка и большую, не по размеру, толстовку. На лице красуются полукруглые очки в пластиковой дешевой оправе. Волосы торчат, будто только что встал с постели. Поклажи вовсе нет, что вызвало законное подозрение таможенников – как это, без вещей? Наши люди за границу налегке не ездят! Василия тормошили так, что все пассажиры выжидательно смотрели, когда же найдут что нибудь запрещенное? Таможенник вздохнул. Взгляд последний раз хмуро остановился на лице нелепого парня в очках. Несколько шрамов говорили о том, что этот чудак может упасть на ровном месте и серьезно пораниться. Инспектор покачал головой, ладонь брезгливо толкнула воздух, словно завоняло. Выводящая стюардесса повела пассажиров на посадку.

Аспирантка элегантно приземлилась на среднее кресло, мужчины сели по краям, а Василий неловко плюхнулся впереди. Кресло злобно скрипнуло, спинка дернулась к полу. Снял очки, поочередно дохнул на каждое стекло, тщательно протер рукавом. Дурацкие окуляры прописал врач после медицинского осмотра. Вернувшись из Камбоджи, Барабанщиков заметил, что вроде видеть стал хуже. Сначала не обратил внимания, но когда разладилось с Аликой, зрение заметно ухудшилось. Обратился к офтальмологу. Тот осмотрел и объяснил, что это от нервного напряжения. Посоветовал успокоиться, выписал кучу витаминов и корректирующие очки. Василий взял в «Оптике» самую простую оправу, стал регулярно напиваться успокаивающих и тормозящих пилюль. Зрение поправилось, но врач настоял, чтобы очки еще носил. Вот так он и оказался прибитым сутулым очкариком, будто совсем ученый.

Очнулся от дум, когда самолет затормозил в начале взлетной полосы. Лайнер заметно клюнул носом. Возле Василия стоит существо голубого цвета и настойчиво теребит за рукав.

– Пристегните ремень, пожалуйста… ремень пристегните, ну мужчина… – сдержанно бормочет стюардесса, симпатичная мордашка багровеет. Василий спохватывается, замок щелкает. Голубой мундир уплывает.

Турбины взвыли так, словно собрались оторваться и лететь самостоятельно. По самолету бежит мелкая дрожь, огромная алюминиевая труба с крыльями мчится по взлетной полосе. Короткий разбег обрывается, самолет взмывает в небо. Земля уходит, растворяется в дымке. Округлый нос машины пробивает облака и вот уже машина не летит, а медленно плывет над бескрайней заснеженной равниной. Привычный мир исчез, осталось солнце и толстая вата сплошных облаков. Опять появился щем в груди. Завозился, рука опустилась в карман за таблетками. Пара маленьких кругляшей падает на язык. Андрей Орлов и Ольга Дементьева переглянулись. Орлов брезгливо кривится. Ольга жмет плечами, глаза опускаются. Вспомнила слова красивой черноволосой женщины, начальницы капитана, о какой-то девушке, принимавшей участие в той операции и недавно вышедшей замуж. «Все равно, нельзя так переживать, – думает Ольга сочувственно, – и у меня была безответная любовь, но таблетки я не глотала, справилась. А тут мужчина все-таки»! Глаза презрительно сощурилась, лицо повернулось к окну. Василий откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Память снова вернула на полгода назад. Только что вернулся из того странного отпуска, в котором причудливо перемешались морские пираты, бандиты, партизаны и удивительная девушка по имени Алика…